Присутствующие ахнули. Кто-то из норманнов неуверенно хохотнул… Архиепископ Руанский сжал в кулаке висящее на груди Распятие, забормотал: «Crux sancta sit mihi lux, non draco sit mihi dux, vade retro satana…»

Однако в чем, в чем, а в умении действовать Ричард Первый Нормандский (в язычестве — Хрольв Рёнгвальдсон) всегда был мастаком.

Стремительный бросок — и король вместе со стулом снова приведен в вертикальное положение, а коленопреклонный вассал, смиренно склонив голову, протягивает ему соединенные вместе ладони.

Карл невозмутимо (королевская кровь!) сжал эти веслоподобные ручищи собственными и встал со стула, наконец-то возвысившись над будущим вассалом. Поднять такого гиганта он даже не пытался, но тот это и сам понимал, воздвигся самостоятельно. А поскольку память у него была отменная и дальнейший порядок действий был известен, то Хрольв немного присел и наклонился, подставляя сюзерену бородатую рожу: целуй.

И — свершилось. Датский секонунг Хрольв Пешеход стал Робертом Первым Нормандским.

Ну а потом все пошло как и планировалось. Вступление во власть, раздача наград и наконец истинно христианская свадьба новообращенного принцепса Роберта Первого с дочерью короля Карла принцессой Гизелой. Дочерью пусть и внебрачной, но королем официально признанной.

И, в отличие от законной дочери короля пятилетней Ильментруды, достаточно взрослой, чтобы выдать ее замуж отнюдь не символически.

Тем более что Гизела была девицей весьма крупной. И пусть на фоне жениха она таковой не смотрелась, но по франкским меркам невеста была настоящей великаншей. Притом довольно красивой и статной.

Жениху она понравилась. Что внебрачная, ему, недавнему язычнику, наплевать. Главное — приданое.

А приданое за дочерью папа дал хорошее. Опять-таки брак этот легитимизировал в глазах франкской аристократии как самого Пешехода, так и его будущих детей.

В общем, идеальная невеста.

Как позже выяснилось, характер у Гизелы оказался далек от идеального, ну да у Хрольва не забалуешь. Когда он собственноручно прикончил двух шевалье, попытавшихся пенять мужу за жестокое обращение с супругой, сама супруга наконец осознала, чем отличается утонченный французский аристократ от потомственного викинга. Осознала и смирилась.

Но поздно. Расположение мужа она утратила. Тем более что и женой она оказалась не вполне состоятельной, поскольку — бездетной.

Так что наследника Вильгельма Хрольву родила не она, любовница.

Но это уже другая история, причем весьма запутанная, так что оставим ее ученым-историкам и вернемся к событиям, которые прямо касаются истории нашей.

Глава тридцать пятая

Жених

Лотарингия. Близ замка баронов Дамье э Шапель

Одиннадцать дней осады — сущая мелочь, если ты предупрежден заранее.

Виллибад был предупрежден. Самим осаждающим. Барон Айзенх оказался настолько простодушен, что заранее предупредил о своем визите. И о цели его тоже предупредил, так что вместо гостеприимно распахнутых дверей соседа встретили запертые ворота и рекомендация проваливать.

— Моя госпожа решила посвятить свою жизнь воспитанию сына, — сообщил барону Виллибад с крепостной стены. — Замужество ее не интересует.

— Я хочу услышать это от нее самой! — заорал барон.

И подбоченился.

Надо отметить, выглядел он статно, особенно — на коне. Скрадывались невысокий рост и кривоватые ноги. Впрочем, одет барон подобающе: сразу видно, что богат. Что на его взгляд было немаловажно. Айзенху доложили, что покойный муж потенциальной невесты изрядно поиздержался перед смертью. Жаль только, что в долги не влез. Не то Айзенх их выкупил бы, и женитьба на вдове стала бы делом решенным. Равно как и присоединение баронства к его собственным землям, что расширило бы последние втрое.

Что же до младенца-наследника… Вряд ли тот доживет до совершеннолетия. Дети — такие хрупкие существа…

Вдовая баронесса прятаться не стала. Взошла на стену и со всей доступной вежливостью подтвердила: да, она не собирается замуж. И принять барона в замке не может, поскольку — траур.

Айзенх облизнулся. Баронесса стала еще красивее, чем раньше. Расцвел бутончик. Самое время срезать.

Отказ его не смутил. Во-первых, его дружина много сильнее, чем у вдовы. А во-вторых, у Айзенха с собой письмо герцога Лотарингского Гебхарда, в котором тот по праву сеньора-опекуна разрешал барону Айхензу вступить в брак с вдовой барона Дамье.

Письмо обошлось всего в десять золотых. Новоиспеченному герцогу были очень нужны сторонники. Больше, чем деньги. В Лотарингии он был чужаком.

Так что Айзенха ничуть не смутил отказ баронессы. Он достал письмо, продемонстрировал печать и громко зачитал волеизъявление герцога.

Это должно было сработать…

Но не сработало. Во всяком случае — сразу.

— Мне нужно подумать, — заявила вдова и сошла со стены, оставив Айзенха перед запертыми воротами.

Ничего. Ради такого приза можно и подождать немного.

— Виллибад, что мне делать? — растерянно проговорила баронесса, рухнув в подставленное пажом кресло. — Противиться воле сеньора я не могу, а если я выйду замуж за этого барона, сама не знаю, что тогда будет…

— Всего и я предсказать не могу, — отозвался Виллибад, чуть поклонившись. — Но одно могу сказать точно, моя госпожа: если ты согласишься, твой сын не проживет и года.

— Но как я могу отказать! — воскликнула Маргред. — Пойти против воли герцога!

— Герцог Гебхард далеко, — заметил Виллибад. — И еще неизвестно, настоящий ли он герцог. Но твой муж был родичем Ренье по женской линии. И твой сын — тоже. А у маркграфа Ренье власти в Лотарингии побольше, чем у этого германца. Скажи, что твой сеньор — дукс Ренье, а не Гебхард, и он может утереться его письмом.

— А если Айзенх нападет? — воскликнула баронесса. — Ты удержишь замок, Виллибад? У нас почти не осталось людей, а у него целое войско!

Сенешаль хмыкнул:

— Положим, не войско, а всего лишь дружина. Но еще месяц назад я бы сказал: нам не устоять. Но теперь, благодаря щедрости твоего юного норманна… — Щеки баронессы вмиг залились краской. — Я нанял еще полтора десятка бойцов. И бойцов умелых, не то что наши юнцы. Против настоящего войска мы не устоим, но с таким противником, как этот барон, сумеем продержаться достаточно долго, чтобы ему надоело нас осаждать.

Виллибад подошел поближе, положил руку на плечо Маргред:

— Не бойся, девочка. Пойди и скажи ему то, что я посоветовал. И скажи твердо. Так, чтобы он понял: мы не уступим. Выбора у нас нет.

Баронесса кивнула. Выбора и впрямь не было. Виллибад прав. Айхензу нужны ее земли. А получить их он сможет только тогда, когда не станет ее сына.

Когда Маргред поднялась на стену, то увидела, что снаружи ничего не изменилось. Разве что коню Айзенха надоело стоять неподвижно и он нетерпеливо приплясывал на месте. Хороший конь. Большой, сильный. Дорогой. Таких в Лотарингии немного. У покойного барона Дамье конь был поплоше.

Виллибад сказал: это не войско. Но Маргред, глядя на отряд Айзенха, усомнилась в словах своего сенешаля. Одних только всадников у барона семнадцать, не считая его самого. И пеших где-то полсотни. Причем все показались Маргред опытными воинами.

А еще письмо это… Что будет, если она скажет то, что предложил Виллибад? Вдруг Айзенх передаст ее слова герцогу Гебхарду и тот обидится?

Да, она тоже слышала, что у Ренье и Гебхарда — нелады. Но ведь именно с Ренье ее муж ходил на хунгари, и после его гибели никакой помощи от графа Маргред не получила. И вообще, чем Ренье лучше Гебхарда? Наверняка тоже захочет выдать ее замуж, только за кого-то из собственных вассалов. И снова участь ее сына будет предрешена. Кто же захочет отдать баронство пасынку, если можно забрать его себе?

Нет, Маргред не станет объявлять себя врагом Гебхарда. Она ответит лучше.